Идеальная пара: художник и поэтесса

  • 17 лист. 2016 13:33
  • 773
    • Стаття Идеальная пара: художник и поэтесса Ранкове місто. Кропивницький
     
    Фрагмент книги и обложка предоставлены издательством АСТ «Редакция Елены Шубиной», 2016
     
    Борис Мессерер и Белла Ахмадулина — идеальная, можно сказать, образцово–показательная артистическая чета брежневской эпохи. 
    Дочка советского замминистра, в чьем роду были личные друзья Ленина, красавица, страстный лирик, — и выходец из сплоченного театрально–балетного клана, подарившего (и это можно сказать без иронии) русскому балету двух настоящих гениев — Майю Плисецкую (которая приходилась Борису двоюродной сестрой) и Асафа Мессерера (родной отец Бориса). Они нашли друг друга не сразу, им обоим было под сорок, причем за Беллой тянулся длинный шлейф мужей и не только, но найдя, больше не расставались до самого конца. Да и зачем: кто лучше мог дополнить друг друга, чем поэтесса с царственной осанкой и театральный художник с твердой рукой и верным глазом?
    Эта пара была непременным участником артистической жизни Москвы 70–80–х, со всеми ее тихими диссидентскими шалостями, вроде выпуска неподцензурного советской власти альманаха (тиражом 12 экземпляров) и посиделками в предоставляемыми этой самой советской властью просторных художественных мастерских — в том числе в мастерской самого Мессерера, разумеется. В которой собирались все, кто составляет сейчас славу российской культуры второй половины ХХ века — Высоцкий, Аксенов, Бродский, Рихтер, Любимов, Ефремов…
        Судьбе было угодно, чтобы Мессерер пережил всех своих гениальных друзей. Сам он, признанный и мастеровитый театральный художник, пожалуй, всё–таки не гений — но он сполна наделен вкусом, тактом и, главное, достаточной душевной щедростью, чтобы вспоминать о них без горечи. А свою жену, гениальную поэтессу, вспоминать с неизменным рыцарственным восхищением.
    Старый Дом кино на Поварской. Вестибюль первого этажа. Быть может, он назывался “кассовый зал”. На полу талый снег. Толпятся люди, томящиеся в ожидании предстоящих встреч. Мы тоже с Левой Збарским стоим в ожидании кого–то. Дверь постоянно открывается, пропуская входящих. Прекрасная незнакомка как бы впархивает в пространство зала. Она в соскальзывающей шубке, без шляпы, со снежинками на взъерошенных волосах. Проходя мимо, она мельком окидывает нас взглядом и так же мельком шлет нам рукой едва уловимый привет.
    — Кто это? — спрашиваю Леву.
    — Это Белла Ахмадулина!
    Первое впечатление. Сильное. Запоминающееся. Именно таким и останется в памяти. Мимолетно, но возникает чувство влюбленности…
    Весна 1974 года. Двор Дома кинематографистов на улице Черняховского, около метро “Аэропорт”. Я гуляю с собакой Рикки, тибетским терьером. Во дворе появляется Белла Ахмадулина с коричневым пуделем. Его зовут Фома. Белла живет через один подъезд от меня, в бывшей квартире Александра Галича. Белла в домашнем виде. В туфлях на низких каблуках. Темный свитер. Прическа случайная.
    От вида ее крошечной стройной фигурки начинает щемить сердце. Мы разговариваем. Ни о чем. Белла слушает рассеянно. Говорим о собаках. О собаках, которые далеко не такие мирные, как кажутся сначала. Рикки старается затеять драку. Это ему удается, и он прокусывает Фоме нос. Капли крови. Белла недовольна. Я смущен. Вскоре она уходит. И вдруг я со всей ниоткуда возникшей ясностью понимаю, что если бы эта женщина захотела, то я, ни минуты не раздумывая, ушел бы с нею навсегда. Куда угодно. Потом Белла напишет:
    В чем смысл промедленья 
    судьбы между нами?
    Зачем так причудлив 
    и долог зигзаг?
    Пока мы встречались
    и тайны не знали,
    Кто пекся о нас, улыбался и знал?
    Неотвратимо, как двое на ринге,
    Встречались мы в этом 
    постылом дворе.
    Благодарю несравненного Рикки
    За соучастие в нашей судьбе…
     
    Между людьми порой происходит что–то, чего они не могут понять сами. Таких встреч во дворе было три. В последнюю из них Белла предложила:
    — Приходите через два дня на дачу Пастернака. Мы будем отмечать день его памяти.
    Я мучительно представлял свое появление в этом священном для меня доме, имея только устное приглашение Беллы. В семь часов вечера назначенного дня я появился в Переделкине возле дома Пастернака. Ворота были, как всегда, распахнуты. Меня встретил большой рыже–коричневый чау–чау. По морде пса невозможно было прочитать его отношение ко мне. Я направился к дому. Позвонил и вошел. Вокруг стола сидела большая компания. Из гостей хорошо помню Александра Галича, Николая Николаевича Вильям–Вильмонта, Стасика Нейгауза и его жену Галю, Евгения Борисовича Пастернака и его жену Алену, Леонида Пастернака и его жену Наташу. В центре сидела Белла. Гости, кажется, были удивлены моим приходом. Одна Белла радостно воскликнула:
    — Как хорошо, что вы пришли!
    И в пояснение окружающим добавила:
    — Я пригласила Бориса в этот торжественный день и очень рада, что он сегодня с нами.
    Мне пододвинули стул и предложили рюмку водки. Мой приход прервал чтение Галичем стихов. Чтение продолжилось. Но вдруг Белла резко перебила Галича и начала вдохновенно читать свое посвящение Пастернаку:
    Ожог глазам, рукам — простуда,
    любовь моя, мой плач — Тифлис!
    Природы вогнутый карниз,
    где Бог капризный, впав в каприз,
    над миром примостил то чудо…
    Стихотворение, прочитанное на одном дыхании, ярко и стремительно, прозвучало как вызов монотонному чтению Галича. Несомненно, его политизированные стихи под переборы гитары Беллу раздражали. Хотя она тут же принялась обнимать и хвалить Галича, стремясь загладить свой неукротимый порыв. Он продолжил выступление.
     
    Вспоминается неожиданная встреча с Беллой на даче драматурга Александра Петровича Штейна и его жены Людмилы Яковлевны Путиевской. Там были мой близкий друг Игорь Кваша и его жена Таня, дочь Людмилы Яковлевны. Я был очень рад снова увидеть Беллу, бросился к ней, мы весь вечер проговорили и решили увидеться в Москве.
    Проходит два месяца. Смешанная компания. Мы с Беллой встречаемся в квартире писателя Юлия Эдлиса, в доме на углу Садовой и Поварской. Много людей, много выпито вина. Все в приподнятом настроении. Все хотят продолжения вечера. Вдруг Эдлис говорит:
    — Ребята, пойдем в мастерскую к Мессереру. Это здесь рядом, на этой же улице.
    Неожиданно все соглашаются. Я счастлив. Мы с Беллой возглавляем шествие. Я веду компанию прямо по проезжей части. Улица совершенно пустынна. Идем до моего дома — № 20 на Поварской. Поднимаемся на лифте на шестой этаж, группами по четыре человека. Четыре подъема. У меня много разнообразных напитков. Гости находятся под впечатлением от мастерской. И Белла тоже… Белла уезжает в Абхазию на выступления. Две недели томительного ожидания. Телефонный звонок:
    — Я вас приглашаю в ресторан.
    И мой ответ: 
    — Нет, это я вас приглашаю в ресторан.
    Мы идем в ресторан Дома кино на Васильевской улице.
    Обычно в подобной ситуации я что–то беспрерывно говорю своей спутнице и полностью завладеваю ее вниманием. Здесь все происходит наоборот — мне не удается вставить ни одного слова. Мы едем ко мне в мастерскую. И жизнь начинается сначала. Со своей новой страницы…
    В том декабре и в том пространстве душа моя отвергла зло, и все казались мне прекрасны, и быть иначе не могло. Любовь к любимому есть нежность ко всем вблизи и вдалеке. Пульсировала бесконечность в груди, в запястье и в виске…
     
    Михаил Визель