Об аварии на ЧАЭС я узнал от посыльных, которые прибыли ко мне домой

Павел Трапезников: Об аварии на ЧАЭС я узнал от посыльных, которые прибыли ко мне домой, чтобы повезти к разрушенному четвертому энергоблоку

Из ликвидаторов последствий Чернобыльской катастрофы, ныне проживающих в Кропивницком, Павел Трапезников — единственный, для кого ЧАЭС на момент аварии была просто местом работы. И к разрушенному четвертому энергоблоку ЧАЭС Трапезников прибыл в числе первых — через минут тридцать–сорок после взрыва. 

 

На днях, незадолго до 31–летия Чернобыльской катастрофы, корреспондент «Первой городской» встретился с Павлом Трапезниковым, чтобы попросить его вспомнить о страшной ночи на 26 апреля 1986 года.  Но разговор вышел несколько шире. 

Платили хорошо, жилье давали «на вырост»

— На ЧАЭС я устроился в апреле 1979–го, — так начал свой рассказ Павел Александрович. — В 1986–м работал оператором третьего и четвертого блоков. Кстати, в планах руководства на тот же 1986 год было запустить уже строящийся пятый блок ЧАЭС, а далее — построить и запустить шестой. В 1986 году наша станция по мощности была мировым лидером среди АЭС. Мощней энергоблоков, нежели третий и четвертый Чернобыльской АЭС, не имела ни одна страна мира. 

Но, как отметил Павел Трапезников, не только гордость за отечественную атомную энергетику стимулировала их, тогдашних работников ЧАЭС, к добросовестному труду.      

— Зарплаты на АЭС были высокие, — пояснил ликвидатор. — Кроме того, выплачивались солидные премии. Например, слесарю шестого разряда насчитывали больше рубля за час работы, с восьмидесятипроцентной премией выходило 320 — 350 рублей. Я до четырехсот зарабатывал, не считая премии. Не жалело денег руководство и на социальную сферу. Когда я устраивался на ЧАЭС, мне сказали, что на протяжении  трех лет получу трехкомнатную квартиру. Так и вышло. Это при том, что у нас с женой тогда был только один ребенок, второй родился позднее. Припять, город–спутник Чернобыльской АЭС, был единственным в СССР населенным пунктом, где при предоставлении квартир учитывали, что семьи будут пополняться детьми.  

По словам Павла Трапезникова, тогдашнее руководство ЧАЭС, одухотворенное производственными успехами, готовилось к самым высоким поощрениям со стороны партии и советского правительства. 

— Поговаривали, что директор Брюханов готовится к получению Звезды Героя соцтруда, — вспомнил Трапезников.

Все пылало 

И вдруг — авария, подобных которой ранее не случалось на планете. Павел Трапезников узнал о ЧП через час с небольшим после того, как сдал смену на станции.

—  Меня дома разбудил дверной звонок, — говорит Трапезников. — Я открыл и узнал, что должен немедленно собираться на работу, поскольку там произошла авария.

Как отметил Трапезников, в ту ночь свозили на ЧАЭС (это в трех километрах от Припяти) не всех ее работников, а самых нужных.      

— С высотки, в которой проживал я, забрали только восемнадцать человек, хотя квартир там — 136, и практически все их жильцы работали на станции, — помнится Павлу Александровичу. 

— До станции ехать с Припяти — десять минут, — рассказал Трапезников дальше. —  Я обратил внимание, что везут нас не через главные ворота ЧАЭС, а через отдельный въезд к четвертому блоку. Еще через несколько минут мы увидели развалины блока в огне.  Даже не знаю, как описать увиденное тогда. Температура воздуха — сверхвысокая. Все просто пылало. Как говорится, мы были в шоке. Но паники не возникло. Поступил приказ останавливать все энергоблоки. Также нужно было отсечь разрушенный четвертый энергоблок от остальных, чтобы он не был связан с ними електрической и другими инженерными сетями. Работу, порученную нам, могли выполнить только мы, штатные специалисты станции.  Я за семь лет все изучил на своем участке. Человек со стороны там бы не справился. Моя первая рабочая смена на разрушенном энергоблоке длилась двенадцать часов. Тогда погибли двое наших ребят, работников ЧАЭС. Их тела не нашли до сих пор. И вряд ли найдут. Погибли тогда также шестеро пожарников...    

После той ночи Павел Трапезников еще на протяжении почти двух недель принимал участие в ликвидации последствий взрыва на ЧАЭС. Между сменами ликвидаторы находились в пионерлагере «Сказочный», расположенном в тридцати километрах от станции. (Припять уже стала закрытым городом.) Так длилось, покуда Павел не почувствовал сильное недомогание.

— Я до того вполне здоровым мужиком был, а тут кровь пошла из носа, ушей, — говорит Трапезников. — Меня эвакуировали из зоны бедствия. Началось лечение. 

Лечили Павла долго, им занимались врачи разных городов СССР, в том числе — Ленинграда, как тогда назывался Санкт–Петербург. Знают о проблемах Трапезникова и медики нашего областного центра (где  он —  с конца 1990–х), они как могут помогают ему.  

— Далеко не всех из нас удалось спасти, — продолжает Павел Александрович. — Двадцать восемь ликвидаторов умерли в мае 1986 года. Многие умерли позднее, многие остались инвалидами.   

Из вещей взял сувенирные медали, которые выдавались работникам ЧАЭС  

 Что же касается семьи Трапезникова,  власти эвакуировали ее (вместе с другими жителями городка) на другой день после аварии. 

— Когда жену и детей вывезли, я находился на станции, — вспоминает Павел Александрович. — Потом, когда меня отпустили с работы, я их три дня искал. Когда встретились, жена рассказала, что им было разрешено взять только документы, продовольствие на три дня и самое необходимое из одежды. Тогда сильная жара стояла, так что никто теплых вещей с собой не брал. А в октябре того же 1986–го мне дали возможность побывать в своей квартире в Припяти и взять там самые нужные вещи. В сопровождении представителей власти я зашел в квартиру, в которую вложил немало денег и труда. Детские вещи брать запрещалось. Ковры, мебель забрать не было возможности. Я взял с собой документы, а также вот эти медали и значок (Павел Трапезников показал значок и сувенирные медали, которые выдавались работникам ЧАЭС, одна из них — в связи с пуском четвертого энергоблока). Кстати, в 2004 и 2016 годах я в составе группы ликвидаторов Кировоградщины побывал в Припяти. Спасибо за организацию этой поездки Михаилу Мохонько, главе местной организации чернобыльцев. Какие впечатления от Припяти?  Город превратился в лес. Заходил я и в свою квартиру. Больно было находиться там.  

О причинах катастрофы и понимании ее масштаба 

Про причины аварии Павел Трапезников говорит так: 

— На 25 апреля 1886 года, когда я, кстати, находился на смене,  было запланировано остановить реактор четвертого блока, чтобы на протяжении выходных провести на блоке некоторые ремонтные работы. Все это делалось и в предыдущие годы. Но в апреле 1986–го в связи с аварией на какой–то ТЭЦ  с целью не допустить перебоев в работе энергосистемы остановку четвертого энергоблока нашей АЭС перенесли на несколько часов позднее. И что–то у смены, которая обслуживала блок, пошло не так. Возможно, сказалась спешка. Возможно, это потерпел неудачу эксперимент по остановке реактора, который проводил электрик, прикомандированный к нам из другого предприятия. Помнится, мы еще называли его изыскания «экскрементальными».      

— А было ли понимание масштабов катастрофы у тогдашнего руководства Чернобыльской атомной? 

— Было! — не сомневается Трапезников. — И, я уверен, директор станции доложил все как есть высшему начальству. И на станцию немедленно прибыла правительственная комиссия, которая тоже увидела всю реальность. Не понимаю, как при всем этом  в Киеве могли устроить первомайскую демонстрацию, Велогонку Мира. 

  — Хорошо еще, что население Припяти на другой день эвакуировали, — продолжает ликвидатор. — А вот случайные в городке люди получили в первые после аварии дни огромные дозы радиации. Имею ввиду рыбаков, которые, не зная о катастрофе, продолжали ехали в Припять с Полесья — оттуда ходил дизельный поезд. А сколько людей нахватались радиации в Чернобыле и соседних селах, покуда их не отселили!   

«Мне справка о пребывании в чернобыльской зоне не нужна — у меня в трудовой книжке записано, что работал на ЧАЭС»

Поинтересовался автор этих строк у Павла Трапезникова и насчет такого явления, как лжеликвидаторство. 

— Есть и лжеликвидаторы, и лжепострадавшие от аварии, — согласился Павел Александрович. — Сам слышал как–то по телевидению от киевлянки, которая, представившись пострадавшей от Чернобыльской катастрофы, инвалидом второй группы,  рассказывала, что здоровье ей подорвали зараженные радиацией машины, которые ехали по столичной улице, где она проживает. Не знаю, что чувствовали, слушая ее,  жители сел, которых эвакуировали не сразу после аварии.            

Многие получили  ликвидаторский статус по справкам, согласно которым они там–то тогда–то находились. Таким, как я, такие справки  не нужны. Потому что у меня в трудовой книжке записано, что работал на ЧАЭС. А в моем паспорте — отметка о прописке в Припяти. Я не скажу, что среди людей, которые имеют справки о пребывании в чернобыльской зоне,  много жуликов. Но вы поверите в то, что тогдашний директор завода, находящегося за несколько сотен километров от ЧАЭС,  действительно принимал участие в  ликвидации последствий катастрофы? А он, будучи директором,  просто командировочку в Припять оформил.  Проверить, отвечают ли действительности такие документы, — сложно. В 1986 году власти  не придумали системы, которая предотвратила бы подобные злоупотребления. С другой стороны, нередко тем, кто действительно принимал участие в ликвидации последствий взрыва на ЧАЭС, приходилось доказывать это в судебном порядке. Например, пришлось этим заниматься жителю нашего города, который весной 1986–го, сразу же после Чернобыльской катастрофы, солдатом был направлен в Припять, чтобы поддерживать общественный порядок, не пропускать в городок вероятных мародеров. И он — не один такой. А все потому, что тогда солдатам никто никаких справок не выдавал.

Іван Витько