Анатолий Кравченко: украинец, художник, гражданин мира
Благодаря социальным сетям и, главным образом, галеристу Николаю Цуканову, вся прогрессивная интеллигенция Кировограда была в курсе передвижений художника Анатолия Кравченко по нашей области. И хотя Анатолий — одессит, к Кировоградщине имеет самое непосредственное отношение.
Во–первых, он был одним из участников Светловодского пленера, проходившего в мае по инициативе галереи «Елисаветград». Во–вторых, его удивительной красоты персональная выставка «Роман с акварелью» открылась на днях в этой самой галерее. Пребывая в нашем городе, художник каждый день выходил с мольбертом и красками в город и без устали рисовал его достопримечательности, удивляя горожан своей колоритной внешностью седовласого и добродушного богатыря. А в–третьих…
Пожалуй, именно это «в–третьих» и является самым важным в нашей истории. Потому что с Кировоградщиной известного художника связывают не только дружеские узы, но и семейные. Оказывается, его дедушка — знаменитый летчик Назар Назарович Кравченко — родился в Малой Виске. И это обстоятельство озаряет особым смыслом все, что происходило с потомками по дедовой линии.
— Анатолий, а как получилось, что вы только сейчас оказались на исторической родине своего деда?
— Вообще–то на Кировоградщине я побывал второй раз в жизни. Когда был маленьким, в восьмилетнем возрасте я приезжал в Малую Виску с отцом на похороны дедушкиного родного брата. Из всей поездки я запомнил только перелет из Киева в Кировоград на самолете АН–24, где мне заложило уши. Все остальное, к сожалению, не помню. В нынешний визит на родину деда мы приехали вдвоем с братом Александром. Николай Цуканов свозил нас в Малую Виску, где нас очень тепло встретили, устроили экскурсию, показали достопримечательности. Мне городок очень понравился — много зелени, живописные места, железнодорожный мост, сооруженный еще до революции. «Кто его построил?» — спрашиваю я. «Одесская железная дорога», — отвечают. А наш прадед — дедушкин тесть по фамилии Кавун до революции был начальником Одесской железной дороги. Он выходец из Малой Виски и проложил железную дорогу на свою малую родину.
— Интересно, что происходило в голове у мальчика, который знал, что один дед у него — легенда авиации, а другой — известный железнодорожник? О чем мечтал маленький Толя Кравченко, и почему он стал художником, а не пошел по стопам своих знаменитых предков?
— В детстве я бегал в старом дедовом шлеме и играл «в летчика». Были у нас и летные очки дедушки Назара — со скошенными стеклами возле висков и специальными защелками. Впрочем, очки и шлем использовались и как обыденные предметы одежды. Я мечтал о небе, но летчиком стал мой брат Саша. Однако у меня такое подозрение, что в детстве он хотел быть художником. Мы оба много рисовали. А вышло все наоборот. Наш отец был сельским учителем. После войны он женился на маме, тоже учительнице. Он строил сельские школы, и жизнь нашей семьи была связана с постоянными переездами. Жить молодым педагогам было негде, поэтому семью селили в школьных аудиториях. Мы с братом выросли не в уютных комнатах, а в классах по физике и химии. Поскольку все приборы и препараты были под рукой, мы часто экспериментировали, сливая разные химические вещества в одну колбу. Постоянные переезды стали для нас привычным делом. Все трое детей в нашей семье родились в разных концах Украины: я на Житомирщине, брат и сестра в других областях.
— Глядя на ваши приветливые лица и добрые глаза, трудно предположить, что ваша семья жила с клеймом «врага народа».
— Дело в том, что об этом факте в семье никто никогда не упоминал. Знали, что был у нас дедушка Назар, что он был очень талантливым летчиком. Мы росли, не зная о том, что нашего деда в 1937 году расстреляли большевики. Это типичная история для многих семей. Папа рассказал правду о дедушке только перед своей смертью. Он признался, что его в юном возрасте заставили написать расписку никогда и ни при каких условиях не вспоминать своих родителей. Фотографии дедушки и бабушки хранились дома, но втайне от детей. А на наш вопрос: «Куда же девался наш дедушка?» взрослые никогда не давали вразумительного ответа. Гораздо позже мы узнали, что семью деда в 1926 году раскулачили и депортировали из Одессы. Они вначале жили в Константиновке на Донбассе, а потом перебрались в Россию. До 1937 года, вплоть до своего ареста и расстрела, Назар Назарович Кравченко летал и был известен наравне с такими асами авиации, как Уточкин и Нестеров. После расстрела отца дети вернулись в Украину. Несмотря на лишения и испытания судьбы, все они впоследствии стали уважаемыми людьми. Например, дядя Саша был железнодорожником, героем социалистического труда, награжден орденом Ленина и множеством медалей. Дядя Коля работал врачом, был очень талантливым медиком. Всю жизнь не расставался с бандурой, носил вышиванку, пел украинские народные песни и рисовал. Не знаю, как ему это удавалось. Ведь дети «врага народа» всегда были под пристальным вниманием советской власти. Дяде Коле, например, пришлось очень непросто. Когда он приехал в Чернигов, на работу нигде не брали. Ему пришлось устраиваться водителем на «скорой помощи», а потом доказывать, что он еще и доктор, и вообще нормальный человек.
— Да, вас побросало по городам и весям. А где же ваша родина? Где вы чувствуете себя уютно и безопасно?
— У нас с женой был период, когда мы пробовали учиться в Ленинграде: Галя поступила в Мухинское училище, я в институт Репина (ныне Санкт–Петербургская академия художеств). Когда мы бросили учебу, решили вернуться на родину и приехали в Одессу. Наступили сложные 90–е годы: работы нет, магазины пустые, сплошная разруха. В это время мы познакомились с немецким бизнесменом, благодаря которому остались в профессии. Он — владелец нескольких гостиниц, весьма неравнодушный к искусству. Он приглашал нас на работу в Германию, покупал наши картины, особенно ценил Галины работы. На вырученные деньги наша семья жила. Часто мы ездили в Баварию вместе с детьми, проводили там по нескольку месяцев. Рисовали, участвовали в выставках, путешествовали. Так продолжалось десять лет. Наш меценат организовал в Германии несколько масштабных выставок, в том числе и с нашим участием.
— Получается, что в Германии художников Кравченко знали лучше, чем в Украине?
— Выходит, что так. Как–то мы, возвращаясь в очередной раз из Германии, познакомились в дороге с одесситкой, Галиной Березой. В разговоре выяснилось, что у нее в коллекции есть две работы моей жены. Моя же фамилия была ей незнакома. Тогда я понял, что, получив известность в Германии, потерял одесский рынок.
— Неужели у вас не было желания остаться в Германии навсегда?
— Никогда, хотя возможность такая была. На первых порах нашей «немецкой» эпопеи жизнь в Европе мы видели в радужных тонах. Люди живут в достатке, имеют материальные блага и возможность ни в чем себе не отказывать. Но я по–настоящему комфортно чувствую себя здесь, в Украине. Я общался с эмигрантами, приехавшими в Германию из Казахстана. Это глубоко несчастные люди. Когда мы жили в гостинице, у нас убирала женщина, профессор математики. Она когда–то разоткровенничалась и по секрету от хозяина рассказала, что на родине была уважаемым человеком, а здесь чувствует себя ущербным членом общества. Общение дало понимание, что в Европе на самом деле далеко не все так просто. Одно дело, когда я — гость, ко мне относятся уважительно. Совсем другое — когда я приезжаю в эту страну навсегда. У нас в Германии осталось очень много друзей–художников. Эти дружеские узы связывают нас и по сей день.
— Ваши картины известны и в Украине, и далеко за ее пределами.
— Наши персональные выставки проходили в Израиле, Франции, Америке, Турции, Германии, России. Кстати, на этой выставке в галерее «Елисаветград» есть пейзаж, написанный в российском городе Уржуме. Это родина Кирова, в честь которого назван Кировоград. А в соседнем селении — селе Лопьял Уржумского уезда Вятской губернии (ныне Кировской области) родился великий художник Виктор Васнецов. В 2012 году мы принимали участие во всероссийском Васнецовском пленере. Там прекрасная природа: течет река Вятка, зеленеет тайга. Это был замечательный пленер, в котором принимали участие наши друзья из России, Англии, Украины.
— Кстати, раз мы заговорили о связи прошлого с настоящим, хочу поинтересоваться вашим отношением к идее переименования Кировограда.
— Как одессит, могу поделиться опытом в вопросе возвращения исторического наследства. Долгое время считалось, что наш город основан в 1794 году. Но недавно историки доказали, что Одессе на самом деле не 221 год, а, как минимум, 600! В течение шести веков это поселение меняло названия — от татаро–турецкого Хаджибей до нынешнего. Но факт переименования города не есть фактом его рождения. В Германии, например, существует старинный город Бамберг, известный еще в Средневековье. Как–то я зашел в местный ресторанчик и увидал огромное панно, на котором изображена вся родословная города. Там числится пять старинных названий, и никому не приходило в голову враждовать или ссориться из–за этого. Наоборот, сегодня Бамберг внесен ЮНЕСКО в список «Мирового культурного наследия человечества» и принимает туристов со всего мира. В Одессе вопрос с переименованием разрешили очень просто. Десять лет тому назад, когда городским председателем был Эдуард Гурвиц, он вынес этот вопрос на обсуждение горсовета, и депутаты приняли решение о переименовании ряда улиц и парков Одессы. Старые названия вернулись, и все успокоились. Хотя никто не отрицает факт, что Одесса некоторое время являлась частью Российской империи. Это наша история. Понимаете, можно до абсурда довести любое мнение. У нас в истории было много хорошего, по наши люди почему–то цепляются именно за негатив. Это ошибочный путь. Для того, чтобы народ понял, куда ему идти, нужно вести активную просветительскую работу, привлекать историков, краеведов, журналистов. Лично я поддерживаю название Елисаветград. Оно вошло в летопись и было прославлено многими выдающимися учеными, художниками, музыкантами, литераторами, педагогами — елисаветградцами.
